Сергей Медведев: У Владимира Сорокина есть пьеса под названием "Dostoevsky-trip", где в не очень отдаленном будущем герои принимают галлюциногенные таблетки и проваливаются в миры соответствующих писателей. Можно принять таблетку под названием "Набоков", таблетку под названием "Достоевский", таблетку под названием "Толстой". И сейчас нам всем предлагается принять таблетку под названием "Сорокин". "Сорокин-трип" – фильм под таким названием вышел на широкий экран в России. Его авторы, Антон Желнов и Юрий Сапрыкин, предпринимают своего рода психоделическое путешествие по миру писателя, который за 35 лет прошел путь от бунтаря, постмодерниста, ниспровергателя соцреалистического канона до современного классика и пророка, предсказавшего жизнь современной России. Подробности в сюжете нашего корреспондента.
Корреспондент: На экраны вышел "Сорокин-трип", первый документальный фильм о самом значительном русском писателе современности, возмутителе спокойствия, "литературном террористе" Владимире Сорокине. В 90-е и нулевые его книги бесили так называемых борцов за чистоту культуры. Его книги публично сжигали, рвали на части, на него подавали в суд за порнографию. Произведения Владимира Сорокина переведены на 30 языков мира, а сам автор удостоен множества писательских наград.
Откровенным монологом из Москвы и Берлина Сорокин подробно рассказывает о своей жизни в подмосковном посёлке, преследованиях со стороны КГБ, любви к русской литературе и холоду.
На протяжении всей картины писатель беседует, прежде всего, с читателем-зрителем, посвящённым, никакого введения в его творчество нет. Прозвучат в фильме и известные цитаты о русских мужчинах, летящих на философию, как мухи на мёд, письмо Мартину Алексеевичу, о половом акте Сталина и Хрущёва и многие другие.
Съёмки фильма проходили в 2019 году в Берлине и Москве. Авторы картины — Антон Желнов, Юрий Сапрыкин, Илья Белов и Михаил Кричман, уже известные по резонансным проектам о неординарных личностях в русской литературе.
SoundCloud
Сергей Медведев: У нас в гостях Юрий Сапрыкин, журналист, соавтор фильма, и Константин Мильчин, главный редактор портала Gorky.media.
Юрий, я специально перед эфиром смотрел этот фильм, и у меня очень свежее впечатление. Я фактически совершал путешествие по собственной жизни. Я понял, что я вырос, и мое мироощущение как-то размечено текстами Сорокина. С тех пор как в "Искусстве кино" я впервые прочел "Очередь" и дальше по каким-то ступенькам я понял, провалившись в этот фильм, что это невероятно поколенческое кино. Это кино именно поколенческое? Это некий посыл нашему, условно говоря, поколению? Или это гораздо более широкая аудитория?
Юрий Сапрыкин: Наверное, пройти это путешествие будет проще, если этапы твоей жизни как-то совпадают с периодами творчества Сорокина. Но, по-моему, это совершенно необязательно, это совершенно неважно. Я не могу сказать, что "у нас получилось". Не знаю – получилось или нет, но, по крайней мере, одна из линий, которая есть в этом фильме, которая дробится и рассыпается на перемешенные в хронологическом порядке куски, — это линия диалектики перехода из ниоткуда в никуда, перехода от мира советского, дистанции Сорокина, дистанции концептуалистов, дистанции современного искусства по отношению к этому миру к эпохе 90-х, к эпохе 2000-х, прорастающей через нее России 2010-х, описанной Сорокиным еще до того, как она оформилась и приобрела какие-то явные внешние очертания. И вот ухода в это одиночество и этот холод финала фильма, как метафору той точки, в которой пребывает его герой, то ли того состояния, в котором пребываем все мы, то ли того экзистенциального состояния, в котором пребываем все мы всегда вне зависимости от российской истории. В общем, да, наверное, по логике этого фильма можно что-то понять про русскую историю последних лет 50.
Сергей Медведев: 50 или 500, если взять перспективу Ивана Грозного и "Дня опричника".
Юрий Сапрыкин: Ну, если исходить из тезиса, что наше будущее – это наше прошлое…
Сергей Медведев: "Это наше настоящее", — как он говорит в фильме.
Юрий Сапрыкин: Да, все что могло быть, уже произошло, то где-то – да.
Сергей Медведев: Фильм начинается очень камерно и клаустрофобично и постепенно выходит на воздух, и там появляется все больше зимних кадров, все больше зимы. Это нарастание холода заложено.
Юрий Сапрыкин: Вначале мы сидим в комнате, а потом мы, все сильнее разгоняясь, начинаем идти.
Сергей Медведев: То есть это неслучайно такое нарастание метафоры холода.
Юрий Сапрыкин: Нет, конечно.
Сергей Медведев: Константин, Юрий уже сказал – диалектика перехода из ниоткуда в никуда. И у нас уже здесь вырвалась тень Пелевина. Сорокин и Пелевин – это два полюса. Как вы считаете, мне кажется, что Пелевин застрял в 90-х годах. Вот он как написал свои ключевые тексты и приемы, а Сорокин, по-моему, эволюционировал вместе с языком, вместе с реальностью. Он гораздо более пластичен, чем Пелевин, эксплуатирующий одни и тот же прием.
Константин Мильчин: Возвращаясь к фильму, мне показалось, что там немножко пропущены 90-е, хотя там довольно много есть кадров, где Сорокин выступает перед публикой в 90-е, но во многом 90-е пропущены. И "Сердца четырех", и начавшаяся в начале нулевых "Ледяная трилогия"… Она началась в 2001 году и продолжалась до 2004-2005 года – она пропущена. В этом смысле понятно, что Сорокин – это не просто один из величайших современных авторов, но и очень активно пишущий не так часто как Пелевин, но раз в два-три года новый текст выходит. Но, мне кажется, 90-е просто пропущены были в фильме, видимо, сознательно.
Что касается Пелевина. Не знаю, мне кажется, что было несколько крайне сильных высказываний и в нулевые годы у него, например, и в "ДПП (NN)", и в"S.N.U.F.F.", и не очень удачный "Бэтман Аполло" сильное высказывание. Но все-таки моя любимая фраза (хотя я человек, сформировавший свой вкус к Пелевину на "Чапаеве и Пустоте") все равно была написана в "Ананасной воде для прекрасной дамы", где люди говорили, что его ликвидировало ФСБ за то, что он слишком много знал, но умные этому не верили: "у нас все всё знают и что с того?!" Поэтому я не думаю, что он как-то замер. Если брать такие условные десятые годы, то Сорокин выезжает на том, что он сформулировал в 2006 году и, как мы теперь благодаря фильму знаем, "День опричника" появился как травматическая реакция на историю с выкидыванием книжек в унитаз и наездом еще не "Наших", а "Идущих вместе" на Сорокина. Но, по сути, в десятые годы громкого высказывания нет ни у Сорокина, ни у Пелевина. Оба сформировали свою литературную репутацию еще в 90-е и укрепили или перенесли на другой уровень в нулевые. Миф о Пелевине сформировался, наверное, где-то в 1998 году, мифы о Сорокине были один в 80-х, другой – в 90-х, а третий появился где-то к концу 10-х – от маргинала к классику, к человеку, которого невозможно вычеркнуть.
Сергей Медведев: Я хотел уточнить. Сорокина можно считать классиком современной русской литературы и продолжателем… Но, действительно, если и есть какой-то претендент на этот трон в наши дни, то это все же Сорокин?
Константин Мильчин: Я помню, как мы пытались придумать какой-то набор условных баллов, куда входили премии, касплей, наличие какого-нибудь мерча, репутация за границей, реакция власти на произведение. И, по-моему, все равно, как ни странно, мы все пересчитали… Ппонятно, мы сами придумываем шкалу, сами придумываем как на этой шкале ставить оценки, и сами подсчитываем.
Сергей Медведев: И кто выиграл?
Константин Мильчин: Все равно победил Пелевин, естественно, но есть некоторое ощущение такое, что все-таки, конечно же, Сорокин входит в число писателей, без которых невозможно… Очень забавный момент в фильме, когда представитель как раз "Идущих вместе" говорит, что "после нашей акции уже отношение к Сорокину полностью поменялось". Да, поменялось – он стал классиком! Забавно, что Сорокин тоже ошибается, говоря, что "они исчезнут, а "Дети Розенталя" останутся". Наверное, это одно из наименее вспоминаемых людьми произведений великого русского писателя и либреттиста Сорокина.
Сергей Медведев: Это было – да.
Константин Мильчин: Очень забавно, что про "Детей Розенталя" помнят, но в десятку текстов оно не войдет.
Юрий Сапрыкин: Как и любое либретто. На самом деле, прекрасная опера. Понятно, сценическая жизнь ее в Большом театре была коротка по каким-то вне литературным соображениям.
Сергей Медведев: Юрий, у Сорокина есть осознание своего масштаба, своего места в истории русской литературы, то, как его воспринимает современный российский читатель? Он себя ощущает великим писателем?
Юрий Сапрыкин: Мне кажется, будучи человеком умным и находящимся в ясном сознании, он никогда не ответит на этот вопрос и даже не сделает намека.
Сергей Медведев: Но вы много часов провели в разговорах.
Юрий Сапрыкин: В тот момент, когда ты начинаешь осознавать свой масштаб и считать себя живым классиком, в этот момент пиши – пропало! Этой мысли нельзя до себя допускать. Я могу сказать одно: у меня ощущение, что он как писатель и как человек находится уже довольно давно в диалоге не с передовицами "Правды" и не с производственными пьесами или драмами о жизни колхозников, которые он высмеивает в "Первом субботнике", он находится в прямом диалоге с Толстым, с Тургеневым, с Достоевским. Ему с ними интересно разговаривать. Это его какие-то естественные собеседники, которых он уже не использует как буквы на бумаге, как краски, которые он наносит на лист книжного издания… В фильме об этом много говорится, и в сорокиноведении часто говорится о том, что он работает с текстом, скорее, как художник, чем как писатель, он использует какие-то стилистические краски.
Сергей Медведев: Он там Набокова цитирует, что Набоков говорит, что надо визуально писать.
Юрий Сапрыкин: Да, да, да. Вот у меня ощущение, что, может быть, не на равных и не сравнивая себя с ними, но он находится в диалоге с фигурами этого масштаба уже не как художник, не как человек, который как в романе "Роман" использует язык тургеневской усадебной повести для того, чтобы взорвать ее изнутри.
Константин Мильчин: Мне кажется, что и в фильме это очень хорошо видно, что история с "Идущими вместе" была некоторым переломом. У меня есть косвенные подтверждения тому от разных людей, кто тогда общался с Сорокиным, что человек занимает в русской литературе некоторое важное место, но круг его читателей узок. А дальше его начинают узнавать на улицах и необязательно злодеи, а просто люди: "А, здравствуйте! Вы – писатель Сорокин?! Мы вас поддерживаем. Я прочитал вашу книжку – это потрясающе!" Я подозреваю, что Владимир Георгиевич человек, с одной стороны, прекрасный, а с другой – довольно замкнутый. Это, наверное, не самая веселая птица говорун на свете. Поэтому работа была титаническая проведена вами и вашими коллегами, Юра. Но вдруг выясняется, что защитный кокон этого человека прорван: и он – публичная знаменитость, его узнают на улице. Вроде бы могут подойти и ударить, если захотят.
Юрий Сапрыкин: Да, и это происходит не из-за акции "Идущих вместе", а акции "Идущие вместе" становятся уже реакцией на этот его новый статус. Потому что Сорокин в телевизоре, Сорокин сидит в программе "За стеклом" на канале ТВ-6 и общается с юнцами, которые пытаются разыгрывать первые реалити-шоу.
Константин Мильчин: Стартовый тираж возрастает до 15 тысяч экземпляров. И это совершенный другой уровень известности!
Юрий Сапрыкин: И как рассказывал сам автор, где-то на заправке он видел подарочный набор или дорожный набор – "Голубое сало" и чекушка водки в пакете. А это, на самом деле, знак отличия для русского писателя, когда твою книгу начинают продавать вот так.
Константин Мильчин: Писатель создает продукт, по которому можно делать мерч. Это большая редкость для нашего рынка. И, безусловно, перелом некоторый в жизни, видимо, произошел в начале нулевых, когда сперва просто известность, потом известность достигает, когда Ксения Собчак в интервью среди любимых писателей называет, конечно, Сорокина. И та Ксения Собчак совершенно другая, чем сейчас, такая публичная скандальная фигура со своим реалити-шоу имени себя на музыкальном канале.
Юрий Сапрыкин: Совсем другая, чем сейчас.
Константин Мильчин: Тут другой этап. Он начинает уходить в некоторый… А Анфиса Чехова голосует за него на премии "Национальный бестселлер" за, по-моему, "Опричника". Он начинает входить в какой-то минимальный пакет человека…
Юрий Сапрыкин: Дорожный набор.
Константин Мильчин: Да! Он входит во всеобщий дорожный набор. Это, конечно, совершенно другой Сорокин, чем Сорокин 90-х.
Сергей Медведев: Да, он вышел из кокона московского концептуализма на большое пространство русской прозы.
Константин Мильчин: Но концептуализмы тоже выходили все оттуда, кто-то раньше, в большой мир как Кабаков.
Сергей Медведев: Кабаков, мне кажется, все-таки остался концептуалистом. Он не стал мемом. Он не стал большим медийным событием, каким стал Сорокин.
Константин Мильчин: А Пригов?
Сергей Медведев: Я боюсь, они для нас для всех очень значимы, для наших зрителей, но…
Константин Мильчин: Но акция "Поминки по Пригову" группы "Война" в свое время имела успех.
Юрий Сапрыкин: С точки зрения хардкорного концептуализма, я слышал это мнение: Володя был хорошим современным автором, современным художником и писателем, концептуалистом, а стал просто писателем. Пожалуй, он был единственным, кто как бы настолько сильно изменил не только свой медийный вес, но и свою творческую траекторию.
Сергей Медведев: Идентичность. Мы выходим на очень важную тему. Насколько Сорокин является, действительно, не просто концептуалистом, не просто постмодернистом, не просто человеком, препарировавшим текст русской литературы, но и ее продолжателем. Он как иконоборец, который стал иконой русской литературы. О фильме "Сорокин-трип" и о самом феномене Владимира Сорокина рассуждает Мария Готлиб, программный куратор Центра документального кино.
Мария Готлиб: Один из важных аспектов, что герой еще жив, может быть, цинично, но это так. Можно делать какие-то документальные фильмы о важных писателях прошлых лет, основываясь на воспоминаниях их друзей, поклонников, на каких-то письмах, произведениях, а здесь в кадре, собственно, сам Сорокин. И эти полтора часа в кадре сам Сорокин. И мы вместе с ним совершаем этот трип по его мирам, по его жизни. И, наверное, человек, выйдя после фильма, может что-то понять и о писателе, и о его эпохе.
Зрители заходят очень настороженно. Потому что мы понимаем, что это люди, которые не против Сорокина, потому что пойти смотреть кино про человека, который тебе не нравится, немного странно. Может быть, это кому-то приносит удовольствие, но тем не менее. Люди заходят с небольшой опаской – ну, что нам могут еще рассказать? Мы столько книг его прочитали, мы знаем его интервью, видели спектакли по его пьесам. Отзывы, в основном, хорошие: кому-то нравится, кому-то не нравится, но больше нравится. Многие говорят о том, что это действительно проникновение в мир писателя, после которого ты просто тихонечко стоишь в сторонке, думаешь о своем и пытаешься как-то вернуться в привычный тебе мир. Мне кажется, что в этом плане авторам удалось решить задачу с тем, чтобы представить именно "Сороки-трип".
В процентном соотношении, если мы говорим о каких-то как российских, так и голливудских блокбастерах, конечно, документальное кино – это где-то в самом конце этой пищевой цепочки. Но для нашего небольшого кинотеатра (а в ЦДК всего 90 мест) на первые показы "Сорокин-трип" с 12 сентября практически все распродано. И фильм сейчас подтвердили около 80 кинотеатров по стране. Я думаю, что там тоже будет все хорошо.
-
Сергей Медведев
Ведущий программ "Археология" и "Археология. Будущее", руководитель проекта Радио Свобода "Археология". Сотрудничает с РС с 2015 года, в 2016-2017 годах ведущий программы "Футурошок".
smedvedev@hse.ru
Станьте первым комментатором